Том 2. Сердца моего боль - Страница 80

Всего за вторую половину января в полосе трех фронтов при возвращении после выполнения задания из немецкого тыла погибло свыше двадцати закордонных разведчиков — офицеров Красной Армии в званиях от лейтенанта до майора. В документах военных прокуратур и трибуналов я отыскал одиннадцать следственных материалов — в девяти случаях эти люди были застрелены у окопов первой линии или боевого охранения только потому, что их принимали за власовцев. Разные фронты, разные рода войск, а случаи схожие и документы — тоже. Короткие, на полторы-две странички, протоколы допросов и практически одинаковые показания: «Я его окликнул, он ответил по-русски, я решил, что он власовец, и выстрелил...» В некоторых протоколах две-три строчки раскаяния: «...если бы знал, что он наш, не убивал бы». Трибуналы разные, а сроки — и рядовым, и сержантам — одинаковые: 8 лет лишения свободы с применением 28-й статьи (замена заключения передовой) и отправлением в штрафные роты. Особенно запомнился мне случай убийства капитана К-ва, москвича, трижды орденоносца, — застреливший его немолодой боец после ареста, узнав, что он убил не власовца, а своего, выхватил по дороге у конвоира автомат и покончил жизнь самоубийством. Похожий на приведенные выше по трагичности и нелепости случай был в апреле 45-го года на участке соседнего полка нашей дивизии — там застрелили двух молодых русских женщин, угнанных на работы в Германию. Они поплатились жизнью только за то, что на них были юбки и жакеты из немецкого армейского сукна, отчего их приняли за власовок.

Такое «братание», такой вот обмен «информацией о житьебытье» происходил тогда между солдатами Красной Армии и власовцами, а также теми, кого всего лишь принимали за власовцев. К сожалению, автор статьи не имеет и малейшего представления о психологии, настроении, убеждениях и, назовем вещи своими именами, ожесточении и ненависти советских военнослужащих, пришедших на исходе четвертого года войны в Германию, — для последних двух чувств почти у всех имелось более чем достаточно оснований. Что же касается упоминания о советских солдатах, якобы перебегавших на сторону РОА за 25 дней до капитуляции немцев, когда скорое неминуемое поражение гитлеровской Германии было для всех уже несомненным, то это нельзя расценить иначе чем одну из фантазий писателя.

О статье Г. Владимова в журнале «Знамя» я услышал впервые по радио. Молодая, судя по голосу, журналистка с восторгом говорила про идею писателя о том, что в 1944 году советским войскам, дойдя до государственной границы, следовало бы остановиться. Восторгаясь, она не заметила, а Г. Владимов в статье упустил, что в том же абзаце, всего тремя фразами выше, он писал, что, оставив союзников на Западе за «демаркационной линией», надо было дать германской армии и РОА «оперативный простор» «для войны уже на одном лишь фронте» — против России. Получается, что советские войска, дойдя до государственной границы, должны были остановиться, чтобы дать немецкому вермахту, изрядно потрепанному в летних боях и отброшенному на сотни километров к Германии, оправиться и восстановить военный потенциал. Журналистка говорила об этом тезисе Г. Владимова с придыханием, как о «новом осмыслении далекой войны», и удивлялась «глубине мышления» писателя. Она молоденькая, и ей простительно, а я-то гожусь ей, наверное, не только в отцы, но и в дедушки, однако память меня, слава Богу, еще не подводит, и тотчас я уловил знакомый мотив. Через несколько минут я уже держал в руках ксерокопии двух немецких листовок августа 44-го года: «Офицеры и солдаты Красной Армии!.. Сталин обещал Вам мир у Германских границ. Но, несмотря на это, профессионал-обманщик хочет Вас гнать на убой против Германии...» и «Бойцы и командиры!.. Имеет ли для вас смысл продолжать наступление?.. Знаете ли вы, как подло обманывает вас Сталин, обещая остановиться на бывших границах СССР?..» Вообще-то Сталин никогда никому не обещал остановиться на границах, но это обычная пропагандистская передержка, рассчитанная на «подрыв боевого духа» и «разложение войск противника». Впрочем, далее в текстах обеих листовок, основной тезис которых спустя пятьдесят лет ретранслирует Г. Владимов, содержатся и угрозы: «...Германия готовится к контрудару. Покончите раз навсегда с войной, ибо вы иначе не увидите своих родных». И более того: «Только смерть даст вам возможность остановиться!»

«Глубокое мышление» и «новое осмысление далекой войны», заимствованные из материалов гитлеровской пропаганды пятидесятилетней давности, — хоть стой, хоть падай! Говорят, что якобы в XI веке наши предки лаптем щи хлебали и тележного скрипа боялись, но ведь с той поры прошло 900 (девятьсот!) лет — обидно, что и сегодня нас держат за беспамятных недоумков.

Г. Владимов пишет: «И как ни покажется странным российскому читателю, Алоизович (Гитлер. — В.Б.) до последних дней считал Восточный фронт второстепенным». Никаких фактов или свидетельств в доказательство этого утверждения, как и во многих других случаях, писателем не приводится, хотя оно не только российскому читателю, но и любому другому, знающему историю Второй мировой войны, должно показаться не только странным, но и абсурдным. Как мог быть для Гитлера второстепенным Восточный фронт, где Германия понесла две трети всех своих людских потерь во Второй мировой войне, потеряла 74 % танков и 71 % — самолетов? Если Восточный фронт был для Гитлера «второстепенным», почему же там в 1941 — 1945 годах постоянно находилось большинство немецких, замечу наиболее боеспособных, дивизий (к примеру: 22.06.41 г. — 70,3 %; 1.05.42 г. — 76,4 %; 1.07.43 г. — 66 %)?