Том 2. Сердца моего боль - Страница 86

Встретили нас сухо-вежливо, усилив и без того кипевшее раздражение от несостоявшейся встречи на вокзале.

Они даже не извинились, слова благодарности в этом доме, по-видимому, никогда не звучали.

«Сам» — важный, холодный, малообщительный, давит на своих домочадцев педантизмом, придирками и скупостью.

Жена — пухленькая, чернявая, миловидная, суетливая — ловит каждое слово мужа и в конце его фразы одобрительно качает головой и с тихой радостью поглядывает на нас. Бедные дети! Запуганные мышки, забитые.

Скука в доме — за нехитрой снедью за столом разговор только о том, что жизнь трудная и дорогая, какие цены на рынках и в магазинах и т.д.

Квартира неплохая, но оставаться у них даже на короткое время — не хочется.

Не понимаю только, зачем эта идиотка жена просила привезти ей сахар из Москвы? Сахару полно не только в Кишиневе, но, как мы потом убедились, в каждом сельском магазине стояли целые мешки. Может, считали, что московский слаще? Деньги за привезенный сахар не вернули и, кажется, отдавать не собираются, во всяком случае — промолчали.

С неприятным чувством и брешью в бюджете мы вернулись на вокзал, поужинали в привокзальном ресторане, ночь перекантовались в комнате ожидания и наутро отправились в Корнешты — небольшой городок, райцентр.

Расспросив местных жителей, узнали, что в километре от Корнешт есть большой совхоз — из окрестных сел все работают там.

Сняли комнату в аккуратном, свежеокрашенном домике с земляным полом.

Хозяйка, молодая молдаванка, красивая, неряшливая, ходит босиком, с раннего утра суетится в доме, затем идет на работу в совхоз и возвращается домой лишь к вечеру. Хозяин уехал куда-то на заработки. Трое девочек в возрасте 5, 8 и 10 лет, с чумазыми мордашками, цыпками на грязных руках и ногах, нечесаные, целыми днями толкались на дворе — кормили птицу (курей, уток и двух важных и злобных индюков), таскали воду в бочки для полива огорода, собирали паданки фруктов в саду, нарезали их для сушки и никогда не играли. Мать, приходя с работы, кормила их мамалыгой (каша вкусная, если есть ее не каждый день) и опять заставляла их что-то делать по дому.

Первые две ночи в доме оказались кошмаром: заели блохи. Даже во время войны я никогда не подвергался таким атакам. Измучились страшно. Дали телеграмму в Москву: «Спасайте срочно вышлите средство блох». Родичи были в полном недоумении — то ли розыгрыш, то ли какая-то беда. Дело в том, что в телеграмме, которую мы прочли по возвращении, было пропущено слово «средство» и текст выглядел: «срочно вышлите блох».

Не дождавшись ответа, мы резво побежали в совхоз за помощью и нашли там какой-то порошок, которым щедро посыпали пол в комнате. Удивительно, но ни детей, ни хозяйку блохи не жрали. Чтобы не отравиться, следующие три ночи спали на улице.

Наконец все утряслось, и началась размеренная жизнь. Вставали рано, завтракали — яйца, творог, молоко, брынза, фрукты. Фруктов и арбузов поели в большом количестве, от винограда даже зубы болели.

Продукты покупали в совхозе, цены по московским меркам смешные: яйца 5—6 рублей десяток, огурцы — 4 рубля сотня, помидоры 50 коп. за кг, молоко — 2 руб. литр, сливочное масло — 25 руб. кг, брынза — 9 руб., яблоки — 1 руб., груши — 2 руб., виноград — 2 руб.

После завтрака почти до вечера работали: я — в доме, Леша — уходил на «натуру». Вечером ходили в Корнешты — там обедали, заходили на почту, где просматривали газеты и получали корреспонденцию.

Как-то с местными ходили в лес, набрали грибов и вечером ели жареные грибы с молдавским вином. Грибы (мне незнакомые) оказались вкусными, а вино — дешевое и противное.

Наслаждаюсь тишиной, покоем, ничегонеделанием, ленью, оттаиваю душой в общении с Лешей — самым близким и дорогим другом, который, как никто другой, меня знает, понимает и чувствует.

Но писанина моя продвигалась с трудом, и это меня огорчало. Была такая обстановка, что работать мне было трудно — никак не мог сосредоточиться. За месяц написал всего один маленький рассказик и более листа прозы. Рассказик очень понравился Леше. Он сказал, что никогда не думал, что я способен написать так хорошо.

А в конце месяца выяснилось, что после сделанных покупок (купили в Корнештах отрезы материи, я — на куртку, Леша — на костюм), у нас осталось всего 250 рублей, которых при самом скромном (без обедов) образе жизни нам хватит всего на неделю.

Возвращение в Москву из-за этого задержалось, надо было срочно добыть денег на дорогу.

К великому огорчению, Лешины картинки на рынке никого не заинтересовали (низкий культурный уровень!). В Москву пошла еще одна телеграмма: немедленно выслать посылку — хромовые сапоги, шаровары (военные), темно-синие с красным кантом, шаровары защитного цвета, гимнастерку, новый кожаный широкий ремень и отдельно в картонной коробке — фуражку.

Все эти вещи в Москве занимали место и вряд ли мне когдалибо еще понадобятся, а здесь пользовались большим спросом. Лихо распродав все на «тульче» (так местные жители называют воскресную толкучку), я стал окончательно гражданским человеком. Выручили 500 рублей, купили билеты, а на оставшиеся деньги отоварились продуктами, овощами и фруктами.

Возвращались домой в общем вагоне (оказывается, куда интереснее, чем в плацкартном, — больше жизни).

Чтобы проверить первое Лешино впечатление, решил узнать мнение Дмитриевой о написанном. К моему удивлению и радости, доброжелательная Ц.Е. его тоже одобрила, сказав, что «тут есть тема и свежая мысль», и попросила разрешения показать это Павленко4, с которым была дружна.